— Не бойся, они не проснутся до самого рассвета, — сказала Леборхам. — Возьми младенца.

Откинув кружевной полог, Сашка увидела в кроватке туго спеленатого младенца. Покраснев от натуги, он недовольно ворочался и кряхтел, пытаясь высвободить руку. «Совсем как Тихон», — вздрогнула Сашка. Хотя что удивляться: все младенцы похожи друг на друга, как близнецы-братья, — красные, капризные и вечно орущие. Увидев склонившееся над ним лицо, младенец довольно причмокнул и растянул рот в беззубой улыбке. У Сашки екнуло сердце.

— Он не спит, — отчего-то шепотом сказала она Леборхам.

— Знаю. Живее, что ты там копаешься?

Поймав не по-детски внимательный взгляд наследника престола, Сашка смущенно отвела глаза и осторожно взяла спеленатое полешко из кроватки. Младенец сыто рыгнул, испачкав ей рукав слюнявой простоквашей. «Ну да, точно. Все одинаковые», — поморщилась Сашка.

Леборхам, бормоча что-то на каркающем, гортанном языке, вытянула из кроватки простынку и, расстелив ее на каменном полу, стала бросать в кучу разный мусор: щепки для растопки, остывшую золу, ивовые прутья из веника, остатки ужина со стола, черепки глиняной миски. Сашка смотрела во все глаза, подозревая, что старуха окончательно спятила.

— Дай мне прядь его волос, — проскрипела Леборхам.

Сашка распеленала сверток. Младенец счастливо акугал, дрыгая в воздухе пухлыми ручками и ножками, как перевернувшийся на спинку жук. Вытащив из ножен кинжал, Сашка осторожно срезала прядку светлых волос. Леборхам, продолжая бормотать заклинания, бросила ее в кучу мусора на пеленке тем же жестом, каким мама Сашки солила салат в миске.

— Теперь слеза.

— Что?

— Заставь его зареветь!

Сашка в растерянности взглянула на безмятежно улыбающегося младенца, который пускал слюнявые пузыри. Леборхам подскочила и ткнула наследника престола ивовым прутиком. Будущий король покраснел и насупил белесые брови. Леборхам замахнулась.

— Не смейте! — крикнула Сашка, перехватывая прут. Младенец вздрогнул и басовито заревел. Леборхам оторвала клок кружевного полога кроватки и протянула Сашке, чтобы та утерла малышу слезы. Завернув мусор в пеленку, как младенца, ведьма стала кружить по комнате, произнося заклинания на неведомом языке. В спертом воздухе комнаты покалывали звенящие искры, как перед сильной грозой. Сашка встряхнула золотой погремушкой, стараясь унять плачущего младенца, но он оттолкнул ее руку. Кормилица тревожно заворочалась в кресле. Наскоро укутав принца, Сашка взяла его на руки и стала баюкать, напевая ту же колыбельную, что мама всегда пела Тихону.

Услышав тихий писк, Сашка обернулась и остолбенела от ужаса: из пеленки, где еще пару минут назад была лишь куча мусора, тянулись две кривые ручонки, похожие на прутья.

— Посмотри, не правда ли, просто копия?

Сашка подошла ближе и отшатнулась — в пеленке лежал младенец: тощий, сморщенный и темный, как древесная кора. Его глаза горели недобрым блеском, а рот щерился множеством мелких зубов, острых, как иглы.

— Что, проголодался? — проворковала Леборхам, поглаживая уродливое личико с по-жабьи выпученными глазами. Младенец сморщил нос, ухватился за ее палец и яростно вцепился в него зубами. Причмокивая и захлебываясь, он принялся высасывать кровь. Сашку замутило.

— Ну-ну, хватит на первый раз, — Леборхам с трудом выдернула палец из щучьей пасти подменыша. — Конечно, долго морочить голову не удастся — всего лишь день или два. Но и этого времени хватит, чтобы поднять ил и залечь на дно.

Она провела Сашку к потайной лестнице и отогнула гобелен.

— Вот, держи ключ от калитки. На твоем месте я бы очень постаралась не попасться на глаза страже: за похищение наследника престола тебя утопят, колесуют, повесят и сожгут. Впрочем, за точную последовательность не поручусь.

— Я что, пойду одна?

— Да, я, пожалуй, останусь, чтобы досмотреть спектакль. В какую же ярость впадет старый Змей, когда поймет, что его обвели вокруг пальца.

— Я обещала помочь спасти наследника. Что я стану его нянькой — такого уговора не было. И вообще, что я скажу циркачам, Грею?

— Ничего. Ты не вернешься в цирк. Старый прощелыга сдал беглого каторжника городскому дозору. И получил обещанную награду.

На глазах у Сашки вскипели слезы.

— Что?!

Старуха хмыкнула.

— Вы знали, что так будет, и ни слова не сказали. Вы обманули меня.

— Нет. Я блюду уговор. Я научу тебя управляться с кольцом. Через три дня ты отдашь мне ребенка и вернешься домой. Если, конечно, не решишь остаться в Гриндольфе до конца своих дней.

— А Грей снова попадет на каторгу?!

— На его счет никакого уговора не было.

Сашка услышала металлический щелчок: захлопнулась мышеловка, в которую она так глупо угодила. Младенец на ее руках смотрел во все глаза, словно прислушиваясь к их разговору.

— Его зовут Артур, да?

— Да какая разница? Ну же, иди!

— Еще один, самый последний вопрос. Зачем вам этот младенец? На самом деле?

— А вот это уже не твоя забота. Уходи из города, сегодня же на рассвете. Иди на север, в Дарктрол. Только держись подальше от проторенных дорог. Весть о пропаже наследника быстро разлетится по королевству. Не забудь, через три дня.

— А если я не приду?

— О, об этом можешь не беспокоиться, — криво усмехнулась Леборхам. — Я найду тебя, где б ты ни была.

Когда Сашка, крепко прижимая к груди младенца, выскользнула из потайной калитки дворцового парка, уже светало. «Это, наверное, самая длинная ночь в моей жизни», — обреченно думала она.

Сашка шла по темной кривой улочке, и звук шагов гулким эхом блуждал между домами с наглухо запертыми ставнями. Мысли роились в голове, как дикие пчелы. Малыш спал. Но Сашка знала: самое большее через час он проснется и потребует есть. Очень громко потребует. Испачкает пеленки. Простудится на сквозняке. Будет вопить от колик, несварения или просто так. Очень, очень громко. И Грей — единственный человек, который мог бы защитить ее, — сам в беде. Что же делать? Как выбраться из города? Как продержаться три долгих дня?

Предрассветный сумрак разорвал скорбный звон колокола. Он медленно плыл над спящим городом, словно лиловая грозовая туча. Из распахнутых окон и дверных проемов выглядывали заспанные лица растерянных, недоумевающих горожан.

«Кронк мертв».

Произнесенная задушенным шепотом, эта фраза вспыхнула и понеслась, захватывая город, как пожар, — дом за домом, улицу за улицей.

«Кронк мертв».

Хлопали ставни, слышалось шарканье ног по ступеням, приглушенные голоса. «Вы слышали? — Нет, невозможно. — Прислушайтесь, весь город говорит. И колокол звонит. — Что же теперь?».